9
— Это она. Статуэтка. Точно такая же.
— Ты в этом уверен?
У него даже изменился голос: — Абсолютно.
— Возможно, это совпадение. Ты мог видеть эту афишу раньше, в другом месте. В Буэнос-Айресе или еще где-нибудь.
— Я бы вспомнил о ней и сразу сравнил.
— Как ты можешь быть таким категоричным? Слава Богу, везде натыкано полно рекламных щитов, бесполезных предметов. Все помнить невозможно.
Он спокойно заметил:
— А индейская легенда? А традиции племени, затерянного на просторах Нью-Мексико? А голос, которым ты меня достала, а он вовсе не мой?
Рикардо подал Флоре знак следовать за ним:
— Пойдем.
— Куда?
Он увлек ее в вестибюль отеля.
— У вас есть дубликат афишки про Грецию? — спросил Рикардо у портье.
— Не думаю, сеньор. Могу я спросить, зачем вам это?
— Я хотел бы ее приобрести.
— Не думаю, что она продается… Но я узнаю. Портье повернулся и исчез за маленькой дверью.
— Почему ты хочешь ее купить? — поинтересовалась Флора.
— Потому что мне хотелось бы разгадать тайну своих кошмаров.
Флора слегка наклонила голову — его ответ не убедил ее.
Вернулся портье, но не один. За ним шел стройный усатый мужчина лет сорока. Едва он увидел молодую пару, как лицо его озарилось.
— Ты здесь? — воскликнул он. — Погоди. Не двигайся.
Он проскользнул под стойкой.
— Ты здесь! — повторил он, явно обрадованный. Вакаресса представил их:
— Флора де Мендоса, моя невеста. Хуан Фаустино, старый друг. А теперь — мой вопрос: что ты делаешь в этом отеле? Насколько я помню, в последний раз мы виделись, когда ты был директором «Педемонте»?
Выпятив грудь, Хуан Фаустино ответил:
— Перед тобой новый директор «Матадерос».
— Поздравляю. А «Педемонте»?
— Работа оказалась вредна для моего сердца, врач посоветовал сменить место. Если бы я там остался, сердечку пришел бы конец. Ведь «Педемонте» — не обычный ресторан. Это — легенда, миф! А знаешь, как трудно управлять мифом!
— Мир тесноват, — весело заметил Рикардо.
— Значит, ты теперь коллекционируешь туристические афишки?
— Что-то вроде этого.
— Очень жаль. Та, которая тебя интересует, доверена нам одним агентом туристического бюро. — Он зашептал с видом заговорщика: — Я ее сейчас сниму.
Не обращая внимания на протесты Рикардо, он кликнул портье и дал ему указание.
— Право, мне неудобно, — смутился Вакаресса. — Не надо было…
— Пустяки, мой друг.
С восхищением рассматривая Флору профессиональным взглядом, он рассыпался в комплиментах:
— Мое почтение, сеньора. У моего друга всегда был исключительный вкус. Вы очень красивы…
Небрежным поклоном головы она поблагодарила его. Фаустино переключил внимание на Рикардо:
— Скажи-ка, что ты поделываешь?
— Плантации, предприятия… Все хорошо. А самое лучшее: я женюсь.
— Двадцатого декабря, — уточнила Флора. Фаустино сложил ладони, радуясь.
— А помнишь, ты поклялся никогда не жениться, а я надрывался, доказывая тебе, что невозможно устоять перед красотой и обаянием, когда они встречаются на нашем пути.
— Признаю, ты оказался прав.
Он прервался, увидев портье, который стоял неподвижно, держа над головой афишу, свернутую в рулон:
— Пожалуйста, сеньор. Рикардо сунул рулон под мышку,
— Спасибо за все. Мы скоро увидимся. У меня дом на берегу, недалеко отсюда.
— С удовольствием принимаю приглашение. Дай мне знать… — И заключил с понимающей улыбкой: — До вашего свадебного путешествия в Грецию.
Пламя маленькой свечки отбрасывало пляшущие отблески на столик ресторана. Флора подняла бокал, торжественно заявив:
— За наше свадебное путешествие в Грецию…
— Этот Фаустино — настоящий Шерлок Холмс. Они чокнулись.
— За Грецию…
— В принципе идея неплоха. Говорят, страна эта очень красива. Ты уже был там? Он отрицательно качнул головой.
— В таком случае почему бы не поехать туда после нашей свадьбы, сразу после празднования?
— Очень уж далеко ехать. Европа — на краю света.
— Тогда мы сможем провести неделю в Бразилии.
Он кивнул, но его глаза были устремлены в пустоту.
— Ты все еще думаешь об этой статуэтке, правда?
— Считаешь ли ты, что такие совпадения возможны?
— Безусловно. Наша жизнь кишит совпадениями. Подумай сам. Сколько раз ты пытался вспомнить чье-то имя, но тут вдруг звонил телефон и человек на другом конце провода оказывался тем самым, чье имя ты вспоминал? Это случайность?
— Индеец, увиденный в Буэнос-Айресе и прозвонивший мне все уши о своей теории сновидений. Толедано, с которым мы не виделись десять лет и который к тому же увлекается индейскими обрядами. Статуэтка, нарисованная на афише здесь, в Мар-дель-Плата. Ты не находишь, что все это выходит за границы случайности?
Флора проявила настойчивость:
— А как мы познакомились? Это тебя не удивляет? Ты получил сильный удар мячом в спину во время игры в баскетбол и попал в больницу. Врач, осматривавший тебя, говорил о своей страсти к хорошим винам, и ты в благодарность прислал ему ящик своего лучшего вина. Он пригласил тебя на свой день рождения. Собрались его друзья — среди них была и я, и вот так мы с тобой встретились. Замечу мимоходом, что я в этот день лежала в постели с мигренью, секрет которой знают только женщины, и у меня не было никакого желания идти на эту вечеринку. Если бы моя сестра не настояла, мы бы не были сегодня здесь. Как ты назовешь эту цепь событий? Рикардо поднял руки:
— Ладно… Сдаюсь. — Налив еще вина в бокал, он произнес: — За тебя… За нас…
Хотели они попасть в пустую церковь, а угодили на праздничную мессу. Ухватившись руками за края деревянных перил кафедры, священник произносил проповедь.
Флора недовольно поморщилась — она знала, что все эти религиозные мероприятия раздражали ее жениха. Возможно, это неприятие появилось после жизни в колледже под тягостной опекой отцов-иезуитов Буэнос-Айреса. Она быстро окунула пальцы в святую воду и перекрестилась.
Рикардо стоял скрестив руки, с безразличным выражением на лице.
С кафедры доносился густой голос священника:
— Да, братья мои, мужчины и женщины равны перед Богом, иначе как объяснить доверие, которое Он оказывал женщинам, поручая им важные дела?
Вспомните о Руфи, Эсфирь, Юдит и Марии, матери Иисуса…
Священник перевел дыхание и продолжил:
— «Они сказали ему: Где Сарра, жена твоя? Он отвечал: Здесь, в шатре. И сказал один из них: Я опять буду у тебя в это же время, и будет сын у Сарры, жены твоей. А Сарра слушала у входа в шатер, сзади его… Сарра внутренне рассмеялась, сказав: мне ли, когда я состарилась, иметь сие утешение? и господин мой стар.
И сказал Господь Аврааму: отчего это рассмеялась Сарра?.. Сарра же не призналась, а сказала: я не смеялась. Ибо она испугалась. Но Он сказал: нет, ты рассмеялась».
Священнослужитель сложил руки.
— Уразумейте важность этого отрывка. Яхве удивляется смеху Сарры, узнавшей, что станет матерью. И однако любопытно, что Он не обращает внимания, когда Авраам смеется над подобным откровением спустя несколько дней. Почему? А все потому, что Бог не удивляется скептическому отношению Авраама. Мужская слабость не является для него секретом. Наоборот, он удивляется, когда смеется Сарра. Он удивляется, потому что Сарра — женщина. А женщина хорошо понимает, что для Бога нет ничего невозможного. Воистину Бог очень ценит Сарру, поэтому ее поведение его и удивляет.
Рикардо легонько толкнул локтем Флору:
— Уходим?
Когда они вышли на паперть, солнце почти ослепило их, но воздух был мягким, а небо нежным.
— Возвращаемся? — спросила Флора.
— Да. До Буэнос-Айреса далеко, а ночью я водить не люблю.